Как-то я по-другому все это запомнила.
А я плохой ботаник - вот и ошибся! У нас огромные кактусы во дворе растут.
И еще развесистые фикусы. Мы под фикусом встретились. А на площади на нашей (хэй бэ-ийяр) растут пальмы.
Модератор: Fisha
Как-то я по-другому все это запомнила.
Зингер родился в Питтстауне (штат Нью-Йорк) 27 октября 1811 года. Он был последним ребёнком Адама Зингера (урождённый Рейзингер) и его жены Рут Бенсон. Про родителей Исаака, известно мало; основываясь на его фамилии, некоторые полагают его еврейским или венгерским иммигрантом из Германии, возможно из Пфальца. Рут Бенсон была или первой, или второй (после Элизабет Гордон) женой Адама. Монтажник Адам Рейзингер эмигрировал вместе с отцом, Ионой Валентином и Рут Бенсон в Америку в 1803 году. У них было 8 детей: трое сыновей и пять дочерей, старшую из которых звали Элизабет. Когда Исааку было 10 лет, его родители развелись. Адам Зингер женился повторно и переехал в Ганнибал, округ Осуиго, штат Нью-Йорк. Исаак не ладил с мачехой. Одним из первых источников его дохода была игра в театре. Он даже называл себя лучшим Ричардом своего времени, однако один из театральных критиков писал, что его игра была довольно плохой. В 12-летнем возрасте убежал из дома, впоследствии переехал жить к старшему брату в Рочестер.
О том, как в Минске исполняли 13-ю симфонию Шостаковича
А вот с этим у Шостаковича сразу возникли проблемы: многие большие музыканты отказывались под разными предлогами исполнять 13-ю симфонию. Например, выдающийся дирижер Евгений Мравинский послушно сказался больным. Или бас Гмыря, который открыто сказал, что не будет петь произведение на «эти слова Евтушенко». Все это происходило на волне травли поэмы Евтушенко, когда и Хрущев решил высказаться, что, мол, еврейского вопроса у нас нет и не нужно его поднимать.
Тем не менее, 18 декабря 1962 года с грандиозным успехом прошла премьера симфонии в Москве. Дирижировал знаменитый Кирилл Кондрашин, партию баса спел Виталий Громадский. Очередь за билетами растянулась на несколько кварталов. Властям не слишком понравился успех «еврейской симфонии», примерно так же, как Сталину в свое время крайне не понравился успех Голды Меир у московских евреев. Был негласный указ, дескать, попремьерничали – и хватит.
Но был на том концерте ученик Кондрашина – молодой дирижер Виталий Катаев. Он как раз в это время был назначен главным дирижером Государственного симфонического оркестра Белоруссии. Он был настолько потрясен этой вещью, что решил исполнить ее в Минске. И тоже в этот момент стал на путь праведников, так же как и Евтушенко, и Косолапов (Шостаковича исключаем из этого списка: он праведником был с самого начала). Чтобы сыграть партитуру нужны ноты. Но когда Катаев пришел в библиотеку Союза композиторов, вместе партитуры и оркестровых партий ему выдали только… клавир:
«Выдавать оркестровые партии и партитуру пока запрещено», — услышал он.
Но Катаев не отступил. Используя разнообразные связи, он добыл желанные ноты.
Катаев и его единомышленники хитро решили, что билеты на 13-ю симфонию будут продаваться только абонементом. Ведь, если какой-нибудь чиновник решил бы отменить концерт, отменять нужно было бы весь абонемент,а это пахло скандалом. В какой-то момент и на Евтушенко с Шостаковичем было оказано сильное давление, чтобы некоторые строчки поэмы для концерта были изменены. Евтушенко и Шостакович решили пойти по принципу
ящерицы: потерять хвост, но не жизнь. Евтушенко, скрипя сердце,
изменил:
Оригинал:
Мне кажется, сейчас я иудей —
вот я бреду по Древнему Египту.
А вот я на кресте распятый гибну
и до сих пор на мне следы гвоздей!
Новый текст:
Я тут стою, как будто у криницы,
дающей веру в наше братство мне.
Здесь русские лежат и украинцы,
с евреями лежат в одной земле.
или:
И сам я как сплошной беззвучный крик
над тысячами тысяч убиенных,
я каждый здесь расстрелянный старик,
я каждый здесь расстрелянный ребенок.
Новый текст:
Я думаю о подвиге России,
фашизму преградившей путь собой,
до самой наикрохотной росинки
мне близкой всею сутью и судьбой.
Катаев тем временем стал репетировать, но лучший в регионе – Белорусский государственный хор отказался от исполнения, боясь навлечь гнев начальства. Катаеву помогла руководитель Хора Белорусского радио Анна Зеленкова, которая во время блокады Ленинграда фугаски на крышах тушила, и дело двинулось. Неожиданно стали приходить певцы из других хоров и буквально упрашивали их взять в дело. Басов скопилось так много, что когда Шостакович увидел всех на генеральной репетиции, то потерял дар речи – на сцене стояла плотная толпа артистов хора.
За 10 дней до премьер струсил главный бас – Громадский. Он отказался от выступления, мотивируя это другими концертами – будто бы заранее не знал. Но Катаев не сдался и тут. Дело в том, что у Громадского в Москве был дублер – прямо как Титов у Гагарина. Это был бас Аскольд Беседин, он знал наизусть партию, и Катаев, несмотря на близость концерта, все отложил и понесся в Москву его разыскивать.
«Тогда у Беседина не было постоянного адреса в Москве, поэтому мне дали несколько адресов и один телефон, где предположительно он мог появиться, — вспоминал Катаев. — Имея в распоряжении всего один день, от поезда до поезда, я объездил на такси все адреса, звонил по телефону, но нигде Беседина не застал. Везде я оставлял свой минский телефон и записку: «При любых обстоятельствах прошу принять участие в исполнении 13-й симфонии в Минске!»
Вернувшись расстроенный рано утром в Минск, я успел лишь войти в квартиру, как раздался междугородный звонок. Звонил Аскольд Беседин:
«Я готов… Я могу… отменил все концерты. Когда мне быть в Минске?» Когда мы встретились на перроне, он задал мне сразу один вопрос:
«Какой поем текст?» — «Конечно, первый!».
Думаете, это все? Ничуть не бывало. За пару дней до премьеры в Минске от Катаева категорически потребовали вернуть ноты. И тогда (!) Все музыканты оркестра вызвались за ночь переписать каждый свою партию, что и сделали!
Накануне концерта руководителя Филармонии Паливоду вызвали в ЦК:
«Кто разрешил играть эту музыку?!»- «Так вы же наши планы утв ерждали», – прикидываюсь я. «Отменяйте концерты!» – «Но все билеты проданы!» «Скажите: дирижер заболел», – предлагает чиновник.– «Но мы пригласили Шостаковича, и уже получена телеграмма: «Приезжаю с женой».
— «Тогда хотя бы организуем в прессе критические статьи»,- сдался чиновник. Вот такая была обстановка накануне премьеры.
«Сказать, что А.Беседин пел прекрасно, — значит, ничего не сказать, — продолжает вспоминать Катаев. — Он был героем, пережившим драматические коллизии симфонии, от его имени он излагал текст и пел
музыку:
Умирают в России страхи,
словно призраки прежних лет…
…Я их помню во власти и силе
при дворе торжествующей лжи
Когда закончилась симфония (а пятая часть заканчивается, постепенно затихая), в зале наступила напряженная тишина. Публика замерла в осознании истинности представленных в симфонии драматических сцен и острейших общественных идей. Потом зал взорвался аплодисментами, публика стоя скандировала, приветствуя Шостаковича, поднимавшегося на сцену».
На следующий день состоялся еще один концерт, а третий, внеабонементый «товарищи» все же отменили. Итак хористам-добровольцам заплатили только за один. Зеленкова вспоминала, что обычно «лабухи» сражаются за каждый рубль, а тут все как один сказали: «Что мы – не люди? Споем бесплатно!»
Публика расходилась с концертов, как будто на них просыпалась манна небесная. Вместе с тем и не без опасений: «Я поймала себя на мысли, что сейчас и авторов, и исполнителей, и слушателей посадят в воронки и повезут из Консерватории на Лубянку», — вспоминала А.
Баранович-Поливанова своё впечатление от премьеры 13-й симфонии в Москве.
Вадим Малев
Благодаря "Открытой книге"Каверина,у большинства выходцев из СССР нет сомнений-пенициллин придумали именно в Союзе.На деле же спасительный препарат попал в СССР из Англии.Случилось это благодаря смелости двух людей: английского Нобелевского лауреата Эрнста Бориса Чейна и советского химика Хаима-Вила Зейфмана,который провез заветную пробирку через все границы в кармане пиджака.
Первый антибиотик-пенициллин-открыл в 1929 году знаменитый английский ученый Александр Флеминг.11 лет спустя двум другим английским ученым-Ховарду Флори и Борису Чейну-удалось выделить и полностью очистить препарат,и он тут же был запущен в массовое производство сначала в Англии,потом в США.Это стало огромным подспорьем для войск союзников во время Второй мировой войны.
У. советских химиков,получивших первоначальные данные о пенициллине от служб внешней разведки,дела с производством собственного антибиотика обстояли гораздо хуже.Штамм Penicillium crustosum в 1942 году удалось выделить советскому исследователю Зинаиде Ермольевой(прообразу героини "Открытой книги").Но ресурсы для изготовления пенициллина промышленным способом появились только в конце войны.Запуском пенициллина в производство должна была занятся лаборатория при Всесоюзном химико-фармацевтическом институте(ВНИХФИ).Ее заведующим назначили Вила Зейфмана-молодого и подающего надежды химика.
Хаим Зейфман родился 11 мая 1911 года в городе Кельце(сейчас Польша)в еврейской религиозной семье.Его отец был портным,мать-белошвейкой.
По словам Хаима,его родители прожили трудовую жизнь и умерли, "не умея даже расписаться".В семье было несколько детей,но Хаим считался самым способным из них,и на него возлагали большие надежды.
Спасаясь от Первой мировой войны,в 1914 году семья переехала в Среднюю Азию.
В школу мальчик пошел в Ташкенте.Уже в 13 лет ему пришлось начать работать,чтобы помочь родным.Рабочую жизнь он начал с новым именем Вил(Владимир Ильич Ленин)-члены пионерской организации города Ташкента
"присвоили" ему это имя в честь недавно умершого вождя мирового пролетариата.С тех пор и до самой смерти,на работе и во всех документах он значился как Вил,а для родственников и друзей был по-прежнему Хаимом.
Несмотря на стесненные материальные обстоятельства Хаиму-Вилу удалось окончить школу и институт в Ташкенте и продолжить учебу в знаменитом(МХТИ)имени Д.И.Менделеева.После "Техноложки"в 1936 году он пришел мастером на строящийся завод медпрепвратов "Акрихин",и в 1938-м был уже начальником заводской лаборатории и технического отдела.
Отсюда в 1941-м Зейфман отправился на фронт.Был контужен,получил четыре боевых ордена и четыре медали и встретил победу в звании майора в Австрии,в составе войск 3-го Украинского фронта.Там его и застало назначение заведующим лаборатории по технологии пеницилина во
(ВНИХФИ).Зейфману следовало вернутся в Москву и немедленно приступить к исполнению новых обязанностей.
Он приступил к делу с энтузиазмом,однако,ознакомившись с материалами,понял,что запускать в производство особенно нечего."Грязный,амфорный,в чашке,не годится для производства"-сказал он о советском препарате,полученном из найденной Ермольевой культуры грибка.Действительно,по своим свойствам желтый пеницилин Ермольевой очень сильно уступал белому пеницилину Чейна и Флори: от него повышалась температура,он плохо хранился и был значительно хуже американского и английского по фармакологическим свойствам.
Однако уже в начале 1947 года Зейфман сообщил о создании полузаводской установки,которая производила пеницилин методом глубинного брожения.Это был серьезный прорыв: в Москве и в Риге на этой технологии были основаны первые пенициллиновые заводы.Но от Запада мы отставали почти на десятилетие.
Чтобы не терять время и человеческие жизни,тогдашний директор Всесоюзного института пенициллина Н.М.Бородин предложил приобрести у бывших союзников целый пенициллиновый завод.После сложных переговоров минздрава и министерства медицинской промышленности с Анастасом Микояном,ответственным за внешнюю торговлю,было решено купить передовую технологию в Америке.В августе 1947 года на Запад была отправлена комиссия под руководством Бородина с соответствующим заданием.В ее состав вошел Хаим Зейфман.
В 1947-48 годах комиссия Бородина безуспешно пыталась купить пенициллиновый завод сначала в США,а потом в Великобритании.К этому времени отношения между Советским Союзом и бывшими союзниками окончательно испортились.США установил эмбарго на поставку пенициллинового оборудования странам коммунистического блока.
Американцы всерьез опасались,что русские перепрофилируют завод на обогащение урана,для чего использовалась схожая технология.
Тогда Бородин догадался написать напрямую одному из создателей пенициллина,Нобелевскому лауреату Борису Чейну.Чейн не мог продать СССР завод,зато у него был патент на технологию.
Профессор Чейн,на самом деле Борис Хаин,был евреем,сыном иммигранта из Могилева.Хорошо говорил по-русски и с симпатией относился к Советскому Союзу.Потерявший семью в нацистских концлагерях,Чейн ценил жизнь людей больше,чем важные шишки в правительствах Англии и Америки.Ответ от ученого пришел незамедлительно.Чейн согласился передать СССР свой патент на кристаллический пенициллин,имевшиеся у него данные по промышленному производству пенициллина,а также предложил свою помощь в обучении персонала в своей лаборатории в Оксфорде-все это за совершенно символическую плату.
20 мая 1948 г.Хаим Зейфман,как единственный химик-технолог в советской делегации,отправился в Оксфорд,где находилась лаборатория Чейна.
В процессе работы между двумя учеными- евреями установились дружеские отношения.Перед отьездом Зейфмана в Москву Чейн официально передал другу 100-страничное руководство с подробным описанием оборудования и методов работы,используемых на фабриках по производству пенициллина,и личный подарок-пробирку с американской культурой грибка,продуцирующего пенициллин.
История о передаче пробирки сохранилась в семье Зейфмана: Чейн понимал,что в России нет нужного штамма пенициллина,а значит,даже при наличии оборудования шансов на получение качественного пенициллина у русских будет мало.Тогда он заказал пробирку с пенициллином из США, "как бы для опытов". " Когда пробирка пришла,он позвал Вила Иосифовича,поставил в центр круглого стола маленькую коробочку и сказал: " Я ничего не видел,ничего не слышал".
Повернулся спиной и пошел в соседнюю комнату...походкой Чаплина.
Зейфман вывез пробирку в Россию нелегально,в кармане пиджака.
Несмотря на продажу патента,в Англии Чейна не тронули-он был Нобелевским лауреатом и оксфордским профессором.Правда,в 1950-м году ученого не пустили в США: агенты ЦРУ сообщили своему правительству,что в Союзе неожиданно появился порошкообразный пенициллин и,возможно,Чейна заподозрили в передаче штамма.Но сам он не очень переживал по этому поводу.
А вот его советскому другу их контакты стоили гораздо дороже.Предвестником грядущих неприятностей стало бегство главы комиссии -Бородина.7 сентября,когда комиссия должна была отплыть из Лондона в Москву,он не явился на корабль и попросил политического убежища в Англии.
Советская делегация вернулась в СССР в сентябре 1948г.До весны 1949г. Зейфман налаживал работу опытного завода по выпуску кристаллического пенициллина.В мае 1949г. за успешную работу Вилу Иосифовичу была обьявлена благодарность,а уже через месяц в отдел кадров поступил приказ:
" Освободить с 25.06.1949г.от обязанностей начальника отдела эксперементальной технологии ВНИИП как не обеспечивающего руководства отделом".За ним последовал арест-в январе 1950-го Зейфмана сняли с поезда по пути в командировку и отправили в страшную лефортовскую тюрьму.Много лет спустя его дочь Наталья написала в своей книге воспоминаний:
"Страна отплатила отцу тюрьмой,пыткамм и преждевременной смертью".
Зейфмана обвинили в измене Родине и "преступной связи с англичанами".
В СССР в это время раскручивалась кампания по борьбе с космополитами и низкопоклонством перед буржуазной наукой.Поводов для недовольства Зейфманом было более,чем достаточно: еврей,друг англичанина Чейна,бывший сотрудник предателя Бородина! К тому же посмел отказаться от включения в список претендентов на Сталинскую премию,публично заявив,что не может получить награду за создание советского пенициллина,так как это-достижение англичан.
Обвинение Зейфмана было сфабриковано в его же собственной лаборатории: сотрудники,надеявшиеся на получение премии,обьединились с чиновниками минздрава,не желавшими платить Чейну за патент.Они обьявили,что материалы приобретенные у Чейна,куплены напрасно: часть их давно известна в Союзе,а другие совершенно не нужны.
"Нам нечему учиться на Западе!"-так они заявили.
Предатели добились того,чего хотели,став лауреатами Сталинской премии за освоение производства кристаллического пенициллина 1950 года.Достижение обьявлялось отечественным,о его англо-американском происхождении не было сказано ни слова.
А Зейфман оказался в тюрьме.
Дочь Наталья вспоминала об этом страшном времени много лет спустя: " Вечером к нам в дом пришли с обыском;мама держала меня на коленях,и я помню,как ее трясла мелкая дрожь.Наутро меня отправили со словами: "Папа ни в чем не виноват,никому ничего не рассказывай".Но двор уже перешептывался: понятые рассказывали,что у нас нашли пушку.Пошла другая жизнь.Мама ждала своего ареста,думала, куда отправить детей,а я смотрела в окошко: не идет ли папа.Следствие длилось полтора года:Лубянка,Лефортово,Сузаново...".
Позже Вил Иосифович вспоминал,что выдержать нечеловеческие пытки помогло только военное прошлое:
"Беспрерывные ночные допросы без права спать днем не дали результата-я не подписывал,что шпион,изменник,вредитель и пр.Меня доводили до тяжелых сердечных приступов,но и это им не помогло".
Несмотря на многомесячные мучения,Зейфман не только не подписал предьявленных обвинений в шпионаже,но и добился повторной экспертизы результатов командировки в США и Англию.Новую комиссию назначили из крупных ученых и работников промышленности,которые признали полезными как материалы Чейна,так и работу Зейфмана по их внедрению в производства.
В 1951г. с Зейфмана было снято обвинение в измене родине,однако просто так ученого отпустить не могли.
"Я был живым укором всем здравствовавшим клеветникам,а также тем методом ведения следствия,которые мы теперь называем "запрещенными".Его обвинили в хранении дома оружия и отправили на 5 лет в ссылку на Енисей.Однако,по тем временам,это было настоящей удачей. "Следователь сказал маме,-вспоминала Наталья Зейфман-что мы выиграли один шанс на миллион: мелкую уголовную статью вместо первоночальной расстрельной".
Еще большей удачей стала смерть Сталина: в 1953 г.была обьявлена амнистия,и Зейфман смог вернуться домой.А 28 ноября 1953г. в газете "Правда" были напечатаны слова президента Академии наук СССР Несмеянова о признании достижения оксфордских ученых по открытию пенициллина,который использовался и в Советском Союзе.
В апреле 1957 года Вила Зейфмана вновь взяли в ННИХФИ на должность главного инженера экспериментального завода.В последующие 14 лет своей жизни Зейфман успел защитить кандидатскую диссертацию и плодотворно поработать в проектах рижского Института органической химии и Института тонкого органического синтеза в Ереване.
В 1963г,когда политический климат потеплел,Зейфману даже было позволено увидеть своего старого друга Чейна: британский ученый приехал по делам ВОЗ в Москву.Они много говорили по-русски и,видимо , обсуждали совместные планы на будущее.Чейн обещал помочь советскому правительству с установками и лицензиями по производству нового поколения антибиотиков-с условием,что к нему в лабораторию,как и в прошлый раз,будет отправлен его советский друг.Но этим планам не суждено было сбыться: после Шестидневной войны 1967 года Зейфману пришлось уйти из Академии химзащиты,как потенциальному "сионисту".
Хаим-Вил Зейфман скончался 12 октября 1971 года во время командировки в город своего детства-Ташкент.
Три струны Ицхака Перлмана.
Джек Ример, Chron.com, Хьюстон.
18 ноября 1995 года скрипач Ицхак Перлман вышел на сцену, чтобы дать концерт в зале «Эвери Фишер» в нью-йоркском Линкольн-центре.
Если вам когда-либо довелось побывать на концерте Перлмана, вы наверняка знаете, что выйти на сцену - это уже немалое достижение для него. В детстве этот выдающийся скрипач переболел полиомиэлитом, поэтому на обеих ногах у него специальные фиксаторы и ходит он на двух костылях. Наблюдать, как Перлман идет по сцене, превозмогая боль, делая шаг за шагом, - это потрясающее зрелище.
Он идет медленно, но, тем не менее, величественно, пока не добирается до своего кресла. Тогда он медленно садится, кладет костыли на пол, отстегивает фиксаторы на ногах, ставит одну ногу под стул, вытягивая вторую вперед. Затем наклоняется и поднимает с пола скрипку, прижимает ее подбородком, кивает дирижеру и начинает играть. Публика уже привыкла к этому ритуалу, люди спокойно сидят, пока Перлман движется по сцене к своему креслу. Они молча и с почтением наблюдают, как он отстегивает фиксаторы. Они ожидают того момента, когда он будет готов играть.
Но в этот раз что-то произошло. Не успел он взять несколько первых аккордов, как одна из струн его скрипки лопнула. Этот звук невозможно было не услышать - он прозвучал в замершем зале, как оружейный выстрел. Нельзя было не понять, что означал этот звук.
Было совершенно ясно, что Перлману предстоит теперь сделать.
Мы понимали, что ему придется, снова пристегнув фиксаторы, поднять костыли, встать и потихоньку уйти за сцену - чтобы либо найти другую скрипку, либо поискать другую струну взамен лопнувшей.
Но ничего этого скрипач не сделал.
Он посидел с минуту, закрыв глаза, а затем дал сигнал дирижеру начинать сначала.
Оркестр заиграл, и Перлман вступил с того места, где остановился. И играл с такой страстью, так сильно и чисто, как никто никогда у него не слышал. Конечно, каждый знает, что невозможно исполнять симфоническое произведение на трех струнах. Я это знаю, и вы знаете, но в тот вечер Ицхак Перлман отказался от этого знания.
Видно было, что он модулирует, меняет, как бы сочиняя пьесу заново в своей голове. В какой-то момент это звучало так, будто он расстраивает струны, чтобы извлечь из них новые звуки, которых они никогда до того не издавали.
Когда Перлман закончил, в зале несколько секунд стояла гробовая тишина. Это была тишина потрясения. А затем люди вскочили со своих мест, чтобы выразить благодарность этому удивительному исполнителю. Несмолкающие аплодисменты сотрясали зал. Мы аплодировали ему, кричали от восторга, делали всё, что могли, чтобы показать, как мы благодарны музыканту за то, что он сотворил.
Он улыбнулся, вытер заливавший лицо пот, поднял смычок, чтобы успокоить зал, а затем сказал - не хвастливо, а спокойно, задумчивым, уважительным тоном: "Знаете, иногда задача артиста - выяснить, сколько музыки можно сделать из того, что у тебя еще осталось".
Какая мощная фраза! Она осталась в моей памяти навсегда.
И кто знает, может быть, это и есть определение жизни - не только для артиста, но и для всех нас? Вот человек, который всю свою жизнь готовился извлекать музыку из скрипки с четырьмя струнами, и который вдруг, посреди концерта, оказывается в ситуации, когда у него всего лишь три струны; и он создает музыку на этих трех струнах, и музыка, которую он создал в тот вечер на трех струнах, была неповторимей, прекрасней и более запоминающейся, чем всё, что он играл прежде на четырех струнах.
Так что, может быть, наша задача в этом неустойчивом, быстро меняющемся, сбитом с толку мире, в котором мы живем, - создавать музыку вначале на том, что у нас есть, а затем, когда это становится невозможным, извлекать ее из того, что у нас еще осталось?
Manya писал(а):Источник цитаты Три струны Ицхака Перлмана.
МОЯ МАМА
"Мой отец чеченец и мама чеченка. Отец прожил 106 лет и женился 11 раз. Вторым браком он женился на еврейке, одесситке Софье Михайловне. Её и только её я всегда называю мамой. Она звала меня Мойше.
- Мойше, - говорила она, - я в ссылку поехала только из-за тебя. Мне тебя жалко.
Это когда всех чеченцев переселили В Среднюю Азию. Мы жили во Фрунзе. Я проводил все дни с мальчишками во дворе.
- Мойше! - кричала она. - Иди сюда.
- Что, мама?
- Иди сюда, я тебе скажу, почему ты такой худой. Потому что ты никогда не видишь дно тарелки. Иди скушай суп до конца. И потом пойдёшь.
Мама сама не ела, а все отдавала мне. Она ходила в гости к своим знакомым одесситам, Фире Марковне, Майе Исаaковне - они жили побогаче, чем мы, - и приносила мне кусочек струделя или еще что-нибудь.
- Мойше, это тебе.
- Мама, а ты ела?
- Я не хочу...
Я стал вести на мясокомбинате кружок, учил танцевать бальные и западные танцы. За это я получал мешок лошадиных костей. Мама сдирала с них кусочки мяса и делала котлеты напополам с хлебом, а кости шли на бульoн. Ночью я выбрасывал кости подальше от дома, чтобы не знали, что это наши.
Она умела из ничего приготовить вкусный обед. Когда я стал много зарабатывать, она готовила куриные шейки, цимес, она приготовляла селёдку так, что можно было сойти с ума. Мои друзья по Киргизскому театру оперы и балета до сих пор вспоминают: "Миша! Как ваша мама кормила нас всех!"
Но сначала мы жили очень бедно. Мама говорила: "Завтра мы идём на свадьбу к Меломедам. Там мы покушаем гефилте фиш, гусиные шкварки. У нас дома этого нет. Только не стесняйся, кушай побольше".
Я уже хорошо танцевал и пел "Варнечкес". Это была любимая песня мамы. Она слушала ее, как Гимн Советского Союза. И Тамару Ханум любила за то, что та пела "Варнечкес".
Мама говорила: "На свадьбе тебя попросят станцевать. Станцуй, потом отдохни, потом спой. Когда будешь петь, не верти шеей. Ты не жираф. Не смотри на всех. Стань против меня и пой для своей мамочки, остальные будут слушать".
Я видел на свадьбе ребе, жениха и невесту под хупой. Потом все садились за стол. Играла музыка и начинались танцы-шманцы. Мамочка говорила: "Сейчас Мойше будет танцевать". Я танцевал раз пять-шесть. Потом она говорила: "Мойше, а теперь пой". Я становился против неё и начинал: "Вы немт мен, ву немт мен, ву немт мен?.." Мама говорила: "Видите какой это талант!" А ей говорили: "Спасибо вам, Софья Михайловна,что вы правильно воспитали одного еврейского мальчика. Другие ведь как русские - ничего не знают по-еврейски..."
Меня приняли в труппу Киргизского театра оперы и балета. Мама посещала все мои спектакли. Однажды мама спросила меня:
- Мойше, скажи мне: русские это народ?
- Да, мама.
- А испанцы тоже народ?
- Народ, мама.
- А индусы?
- Да.
- А евреи - не народ?
- Почему, мама, тоже народ.
- А если это народ , то почему ты не танцуешь еврейский танец? В "Евгении Онегине" ты танцуешь русский танец, в "Лакме" - индусский.
- Мама, кто мне покажет еврейский танец?
- Я тебе покажу...
Она была очень грузная, весила, наверно, 150 килограммов.
- Как ты покажешь?
- Руками.
- А ногами?
- Сам придумаешь.
.
Я почитал Шолом-Алейхема и сделал себе танец "А юнгер шнайдер". Костюм был сделан как бы из обрезков материала, которые остаются у портного. Брюки короткие, зад - из другого материала. Я всё это обыграл в танце. Этот танец стал у меня бисовкой. На "бис" я повторял его по три-четыре раза.
Мама говорила: "Деточка, ты думаешь, я хочу, чтоб ты танцевал еврейский танец, потому что я еврейка? Нет. Евреи будут говорить о тебе: вы видели, как он танцует бразильский танец? Или испанский танец? О еврейском они не скажут. Но любить тебя они будут за еврейский танец!"
Умерла она, когда ей был 91 год. Случилось это так. У неё была сестра Мира. Жила она в Вильнюсе. Приехала к нам во Фрунзе. Стала приглашать маму погостить у неё: "Софа, приезжай. Миша уже семейный человек. Он не пропадёт. месяц-другой без тебя". Как я её отговаривал: "Там же другой климат. В твоём возрасте нельзя!" Она говорит:"Мойше, я погощу немного и вернусь". Она поехала и больше уже не приехала...
Она была очень добрым человеком. Мы с ней прожили прекрасную жизнь. Никогда не нуждались в моем отце. Она заменила мне родную мать. Будь они сейчас обе живы, я бы не знал, к кому первой подойти обнять..."
Махмуд Эсамбаев
Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и 52 гостя
|